ОТТОЛКНУЛСЯ ОТ ТРЕХ АККОРДОВ И ПОШЛО-ПОЕХАЛО
Вначале была грампластинка. А грамластинка была «Зуб мудрости» Леонида Сергеева. В альбоме – песни, которые я почти все выучил наизусть, а поскольку голос Сергеева звучал в замкнутом пространстве однокомнатной в то время квартиры, то мои дочки тоже волей-неволей впитали в себя строки барда-философа. Особенно им нравилась песенка про таракана Генаху и его товарища-собутыльника. С тех пор прошло более двадцати лет.
Председатель Коми республиканской организации ВОИ Маргарита Колпащикова и Леонид Сергеев
Не знал-не ведал, что жизнь подарит такой сюрприз – буду единовременно, но в разные микрофоны петь с глубокоуважаемым мною Леонидом Александровичем на просторной сцене Академического театра драмы имени Савина в Сыктывкаре, где в июне 2015 года проходил гала-концерт Межрегионального конкурса бардовской песни среди людей с инвалидностью. Бард всея Руси был почетным представителем жюри этого замечательного во всех отношениях творческого форума. И многие участники не могли вначале поверить, что вместе с ними (вот он – настоящий, живой, с ним можно даже сфотографироваться и поговорить!) – исполнитель, песни которого звучат из динамиков радиоприемников и живут в их памяти десятки лет.
Сфотографироваться и поговорить с Леонидом Сергеевым я тоже не преминул в дни нашего совместного общения. И вот о чем мы беседовали:
– Леонид Александрович, когда вообще пришло осознание, что гитара может стать дополнением и даже продолжением собственного «я»?
– Я поступил в Казанский университет, познакомился с парнем, который играл на гитаре, – Сашкой Тарвердяном. Стал приглядываться. Сначала на семиструнной, а потом на шестиструнной пробовал бренькать, сбивая пальцы. А вот к написанию песен меня подтолкнул Юрий Кукин, он буквально перевернул мое сознание: я понял, что простыми, обычными словами можно говорить обо всем на свете – о смешном, о грустном, о трагичном. Тогда же и появились мои первые произведения. Я начал вживаться в мир авторской песни. В 70-х годах прошлого века в Казани при Казанском авиационном институте существовал клуб самодеятельной песни. Туда приезжали маститые барды – Юрий Кукин, Евгений Клячкин, Александр Дольский. Потом пришла пора, и в Казанском университете открыли свой КСП. Вскоре казанские барды Владимир Муравьев и Валерий Боков загорелись идеей – давайте сделаем городское объединение любителей авторской песни. Центром бардовской культуры стал Молодежный центр. К нам потянулись люди. Залы-тысячники собирались! Стадионы!
– Гитару ты освоил в студенческие годы, тогда же и первые песни написал. Но с поэзией, небось, раньше подружился?
– В школе, начиная с 8 класса, вдруг стал шарашить стихами. Когда в 9 классе написал сочинение в стихах, и его читали во всей школе, я лопался от гордости! И в университет пришел, как мне казалось, вооруженный знаниями в стихосложении. Освоил гитару. И сразу попал в художественную самодеятельность, в агитбригаду от истфилфака, «Снежный десант». Оттолкнулся от трех аккордов – и пошло-поехало.
– И докатился ты до Грушинского фестиваля бардовской песни, где стал лауреатом…
– Ну, нет – не сразу. До Грушинского был еще Минский фестиваль – в 1976 году, где я, кстати, познакомился с бардом Александром Лобановским. Тогда я был еще зеленый, ничего не понимающий, в репертуаре 10-12 собственных песен, 4 из которых – гусарские. В Минске жил такой звукособиратель и архивариус Эрик Фрайман. Когда в город приезжал новый человек, поющий под гитару, он затаскивал его к себе и сразу же записывал. Он писал всех и вся. В тот год пригласил меня и Лобановского. Вот тогда я увидел экспрессию в исполнении: Александр Николаевич сидел и пел свои знаменитые «Серые шинели», а у него из-под очков текли слезы…
Летом того же 1976 года попал на Грушинский фестиваль. В авторской группе, как сейчас помню, меня прослушивали Сергей Никитин и Борис Вахнюк. Я представил патриотическую, лирическую и шуточную песни, чтоб показаться всем своим крупным авторским телом. Спел – и меня пнули со страшной силой, ни на какой плот я не прошел. В таком вот философском расположении духа я всю ночь ходил-бродил по кострам, у которых сидели люди, пели песни. Подхожу к одному костру – Юрий Визбор поет. Вокруг человек 50. Я послушал минут 15. Пошел к соседнему. Проталкиваюсь – Визбор поет! Послушал минут 5, пошел к третьему костру – Визбор поет… Что за наваждение? Потом через несколько лет, когда познакомился с Юрием Иосифовичем, он мне объяснил мой глюк: «Ты знаешь, меня все время утаскивали от костра к костру – тут попою, там попою». Понятно стало – почему у трех костров пело три Визбора.
В 1978 году на Грушинском я вышел-таки на плот, и мне жюри присудило третье место, получил приз – рюкзак.
– А какая песня стала твоей визитной карточкой, по первой строчке которой все могли сказать – о, это Сергеев?!
– В 1979 появилась «Колоколенка». Когда через семь лет она прозвучала в передаче «Музыкальный ринг», как говорится, наутро я проснулся знаменитым. В том ринге участвовали ленинградцы Витя Федоров, Женя Клячкин. Саша Розенбаум, Анэс Зарифьян из Душанбе. Ведущая программы Тамара Максимова решила столкнуть на ринге авторскую песню с роком. Посыл был таков: бардовская песня никуда не зовет, сплошное «ла-ла», а рок – это социальный протест, «группа крови на рукаве», «скованные одной цепью» и так далее. Что же получалось: разогнать «БелАЗ» и столкнуть его с «КамАЗом»? Кто меньше смялся, тот и победил? Но ведь «БелаАЗ» свои грузовые функции выполняет, «КамАЗ» – свои, зачем их сталкивать-то? Но ведущая решила: надо! Мы сидели на съемке – такая кучка затравленных бардов. Зрители на нас напирали и напирали, упрекая чуть ли не в мягкотелости и бестемье. Розенбаум – а он моторный человек – все шипел – сейчас нас сомнут, надо что-то делать! Черт меня дернул (мне показалось, что надо так сделать): я вышел и представил пародию на ВИА. Народ хохотнул. И встык, не дожидаясь, когда народ отхохочется, я спел «Колоколенку». Смех стал стихать, и такая тишина вдруг упала… Розенбаум сразу начал свою «Дорогу жизни» про блокадный Ленинград. Заканчивается песня, тишина – звенит! Вдруг сверху голос Максимовой: «Товарищи, какая песня! Второй раз, пожалуйста!» И Розенбаум второй раз начинает петь «Дорогу жизни». Вот тут народ зарыдал, вошли кадры – народ сидит, слезы текут. Таким вот образом мы проняли слушателей. Сейчас на каждом концерте просят спеть «Колоколенку».
– Переезд из Казани в Москву – это традиционный для творческого человека поиск лучшей доли, стремление стать знаменитым и богатым?
– У меня это произошло волею судеб, стечением обстоятельств. На бардовском фестивале в Ульяновске, где я участвовал, в московской делегации оказался Андрей Луковников, приятель Андрея Кнышева. Оба они, а также Владимир Мукусев и Александр Сидоренко как победители телевизионного конкурса «Салют, фестиваль!» ездили в Гавану. Потом стали строить свою карьеру на телевидении. Так вот, Андрей Кнышев искал в свою программу «Веселые ребята» героев. Луковников ему рассказал: в Казани есть один толстый парень, которые поет свои смешные песни. Я тогда работал корреспондентом в «Вечерней Казани». И вдруг звонок, голос Кнышева: «Здравствуйте. Хотите поехать в Габрово?» Я так сразу и ослабел ногами с трубкой. «Хочу», – говорю. А мне в ответ: «Надо немного побороться». Татарский обком комсомола выписал мне командировку на 10 дней в Москву в молодежную редакцию. Так я попал в «Веселые ребята». Я победил в конкурсе, съездил в Габрово. После этого меня вызвал тогдашний главный редактор радио «Молодежный канал» Евгений Широков и пригласил в центральную «молодежку»… Сомнения терзали – вдруг не пойдет ничего? Опять же от папы и мамы уезжать трудно. На переезд я решился через год. Уволился из газеты, распрощался с родственниками. Прибыл в Москву. А буквально накануне в «молодежке» произошло сокращение. Широков меня ошарашивает: «Мы, чтобы людей не увольнять, твою ставку сократили». И я стою перед ним такой растерянный – с чемоданчиком и гитаркой… Назад в Казань хода нету, маме-папе пишу – все нормально, работаю. А сам полгода живу у друга на квартире. Зарабатывал как мог концертами – квартирниками и выступлениями по линии общества «Знание». Только через полгода мне удалось устроиться на радиостанцию «Юность». Помню первый свой приход на работу – надел костюм-тройку, галстук. Стоял, волновался. Была планерка. Выбежала сначала Ада Якушева, а следом за ним Борис Вахнюк. Свои все! Так я с 1983 по 1989 годы прошел славный боевой путь – от радиожурналиста до заместителя главного редактора. И – ушел в никуда с гитарой наперевес.
– Уйти в никуда – это куда, собственно?
– Я стал жить только тем и на то, что писал, пел, выступал. И как-то у меня все время так получалось – тут позвали, там пригласили. Выступаю где-то, ко мне подходят и просят приехать с концертом еще куда-то. Видимо, какой-то ангел-хранитель ведет меня в этой жизни. Должен сказать, что «в никуда» я ушел в очень непростое время. Когда были голодные времена, помню, с концерта привозил канистру подсолнечного масла, рюкзак с макаронами и бидон спирта. Такой вот гонорар. Я приезжал в Москву – был уважаемым человеком в семье, семья харчилась, а тесть ходил, облизываясь. Где я только не выступал! Гастроли по Уралу. Громко звучит? Ну это когда меня на «копейке», которая с толкача заводится, перевозили из города Серов в Туринск или из Верхней Туры в Нижнюю Туру. А там поешь перед условно-досрочно освобожденными, в бытовке шоферов, на ферме. Прошел такой вот курс молодого автора. Правильно говорят – полжизни ты работаешь на имя, а полжизни имя работает на тебя.
– Говоришь, не пробивал ничего? А как же пластинка «Зуб мудрости», выпущенная еще в советские времена? Тоже сама собой получилась?
– Представь себе! Винил вышел в 1989 году, когда на радиостанции «Юность» я дорабатывал последние месяцы. Мне из фирмы «Мелодия» позвонила женщина – нам понравились ваши песни, хотим сделать пластинку. И все! Я туда не лез, взяток не давал. На сегодня я уже издал 13 альбомов. А в репертуаре – более 300 песен.
– Гастроли по стране, для доярок, шоферов и так далее. А приходилось ли тебе до конкурса в Сыктывкаре петь на каких-нибудь специальных встречах для людей с инвалидностью?
– Как-то у меня был концерт в обществе глухих. Сначала мне показалось диковато – как для этих людей петь, они же не слышат? Но стоял сурдопереводчик, который показывал все жестами. И как я понял, кто-то из зрителей хорошо понимал текст по артикуляции губ. Неслышащие очень бурно реагировали на мои песни. Год назад благодаря импресарио Володи Урецкому в Казани выступил на концерте во время декады инвалидов. А знакомство с исполнителями, у которых есть какие-то особенности здоровья, в Сыктывкаре произвело на меня очень сильное впечатление. Когда человек выходит и начинает излучать энергию доброты, ты видишь внутренне здорового человека, на второй план уходит вся его физическая ограниченность. Увидев этих людей, я был в хорошем смысле этого слова, потрясен, так что для меня не пройдет бесследно общение с этими людьми.
– Существует много разных определений песни. А что для тебя – авторская песня?
– Для меня авторская песня – это прежде всего самовыражение. Это я говорю о себе, о том, что меня тревожит, что у меня болит. Художник нарисовал картину, он выплеснул свои эмоции. Он отдал ее людям. Кто-то в ней что-то находит для себя, кто-то нет – тогда идет к другой картине. Так и здесь. Свобода выбора. Если человек услышал меня и сказал – что-то здесь не то. Это не значит, что я плохой. Это значит – я не его автор, а он не мой слушатель.
Как-то я гастролировал по Германии. В городке Саарбрюккен прогуливался по высокому берегу, где Рейн соединяется с Мозелем. Хожу-брожу – пейзаж чуть ли не один в один – слияние Волги с Камой. Вдруг плывет старая облупленная баржа, каких в Казани тоже предостаточно, на борту написано «Фатер Райн». Вспомнилось сразу «Матушка Волга». «Батюшка Гудзон». Все они одинаковые – и эти реки, и эти баржи, и эти матросики. После этого я написал песню «Бакен». На концерте подходит один мужчина, удивляется: думал, что такие песни пишутся только в России. Я ему с гордостью говорю – не только! У людей – общее пространство, и песня может стать подлинной объединяющей силой.
Беседовал Владимир ГАРАНИН
Казань
Председатель Коми республиканской организации ВОИ Маргарита Колпащикова и Леонид Сергеев
Не знал-не ведал, что жизнь подарит такой сюрприз – буду единовременно, но в разные микрофоны петь с глубокоуважаемым мною Леонидом Александровичем на просторной сцене Академического театра драмы имени Савина в Сыктывкаре, где в июне 2015 года проходил гала-концерт Межрегионального конкурса бардовской песни среди людей с инвалидностью. Бард всея Руси был почетным представителем жюри этого замечательного во всех отношениях творческого форума. И многие участники не могли вначале поверить, что вместе с ними (вот он – настоящий, живой, с ним можно даже сфотографироваться и поговорить!) – исполнитель, песни которого звучат из динамиков радиоприемников и живут в их памяти десятки лет.
Сфотографироваться и поговорить с Леонидом Сергеевым я тоже не преминул в дни нашего совместного общения. И вот о чем мы беседовали:
– Леонид Александрович, когда вообще пришло осознание, что гитара может стать дополнением и даже продолжением собственного «я»?
– Я поступил в Казанский университет, познакомился с парнем, который играл на гитаре, – Сашкой Тарвердяном. Стал приглядываться. Сначала на семиструнной, а потом на шестиструнной пробовал бренькать, сбивая пальцы. А вот к написанию песен меня подтолкнул Юрий Кукин, он буквально перевернул мое сознание: я понял, что простыми, обычными словами можно говорить обо всем на свете – о смешном, о грустном, о трагичном. Тогда же и появились мои первые произведения. Я начал вживаться в мир авторской песни. В 70-х годах прошлого века в Казани при Казанском авиационном институте существовал клуб самодеятельной песни. Туда приезжали маститые барды – Юрий Кукин, Евгений Клячкин, Александр Дольский. Потом пришла пора, и в Казанском университете открыли свой КСП. Вскоре казанские барды Владимир Муравьев и Валерий Боков загорелись идеей – давайте сделаем городское объединение любителей авторской песни. Центром бардовской культуры стал Молодежный центр. К нам потянулись люди. Залы-тысячники собирались! Стадионы!
– Гитару ты освоил в студенческие годы, тогда же и первые песни написал. Но с поэзией, небось, раньше подружился?
– В школе, начиная с 8 класса, вдруг стал шарашить стихами. Когда в 9 классе написал сочинение в стихах, и его читали во всей школе, я лопался от гордости! И в университет пришел, как мне казалось, вооруженный знаниями в стихосложении. Освоил гитару. И сразу попал в художественную самодеятельность, в агитбригаду от истфилфака, «Снежный десант». Оттолкнулся от трех аккордов – и пошло-поехало.
– И докатился ты до Грушинского фестиваля бардовской песни, где стал лауреатом…
– Ну, нет – не сразу. До Грушинского был еще Минский фестиваль – в 1976 году, где я, кстати, познакомился с бардом Александром Лобановским. Тогда я был еще зеленый, ничего не понимающий, в репертуаре 10-12 собственных песен, 4 из которых – гусарские. В Минске жил такой звукособиратель и архивариус Эрик Фрайман. Когда в город приезжал новый человек, поющий под гитару, он затаскивал его к себе и сразу же записывал. Он писал всех и вся. В тот год пригласил меня и Лобановского. Вот тогда я увидел экспрессию в исполнении: Александр Николаевич сидел и пел свои знаменитые «Серые шинели», а у него из-под очков текли слезы…
Летом того же 1976 года попал на Грушинский фестиваль. В авторской группе, как сейчас помню, меня прослушивали Сергей Никитин и Борис Вахнюк. Я представил патриотическую, лирическую и шуточную песни, чтоб показаться всем своим крупным авторским телом. Спел – и меня пнули со страшной силой, ни на какой плот я не прошел. В таком вот философском расположении духа я всю ночь ходил-бродил по кострам, у которых сидели люди, пели песни. Подхожу к одному костру – Юрий Визбор поет. Вокруг человек 50. Я послушал минут 15. Пошел к соседнему. Проталкиваюсь – Визбор поет! Послушал минут 5, пошел к третьему костру – Визбор поет… Что за наваждение? Потом через несколько лет, когда познакомился с Юрием Иосифовичем, он мне объяснил мой глюк: «Ты знаешь, меня все время утаскивали от костра к костру – тут попою, там попою». Понятно стало – почему у трех костров пело три Визбора.
В 1978 году на Грушинском я вышел-таки на плот, и мне жюри присудило третье место, получил приз – рюкзак.
– А какая песня стала твоей визитной карточкой, по первой строчке которой все могли сказать – о, это Сергеев?!
– В 1979 появилась «Колоколенка». Когда через семь лет она прозвучала в передаче «Музыкальный ринг», как говорится, наутро я проснулся знаменитым. В том ринге участвовали ленинградцы Витя Федоров, Женя Клячкин. Саша Розенбаум, Анэс Зарифьян из Душанбе. Ведущая программы Тамара Максимова решила столкнуть на ринге авторскую песню с роком. Посыл был таков: бардовская песня никуда не зовет, сплошное «ла-ла», а рок – это социальный протест, «группа крови на рукаве», «скованные одной цепью» и так далее. Что же получалось: разогнать «БелАЗ» и столкнуть его с «КамАЗом»? Кто меньше смялся, тот и победил? Но ведь «БелаАЗ» свои грузовые функции выполняет, «КамАЗ» – свои, зачем их сталкивать-то? Но ведущая решила: надо! Мы сидели на съемке – такая кучка затравленных бардов. Зрители на нас напирали и напирали, упрекая чуть ли не в мягкотелости и бестемье. Розенбаум – а он моторный человек – все шипел – сейчас нас сомнут, надо что-то делать! Черт меня дернул (мне показалось, что надо так сделать): я вышел и представил пародию на ВИА. Народ хохотнул. И встык, не дожидаясь, когда народ отхохочется, я спел «Колоколенку». Смех стал стихать, и такая тишина вдруг упала… Розенбаум сразу начал свою «Дорогу жизни» про блокадный Ленинград. Заканчивается песня, тишина – звенит! Вдруг сверху голос Максимовой: «Товарищи, какая песня! Второй раз, пожалуйста!» И Розенбаум второй раз начинает петь «Дорогу жизни». Вот тут народ зарыдал, вошли кадры – народ сидит, слезы текут. Таким вот образом мы проняли слушателей. Сейчас на каждом концерте просят спеть «Колоколенку».
– Переезд из Казани в Москву – это традиционный для творческого человека поиск лучшей доли, стремление стать знаменитым и богатым?
– У меня это произошло волею судеб, стечением обстоятельств. На бардовском фестивале в Ульяновске, где я участвовал, в московской делегации оказался Андрей Луковников, приятель Андрея Кнышева. Оба они, а также Владимир Мукусев и Александр Сидоренко как победители телевизионного конкурса «Салют, фестиваль!» ездили в Гавану. Потом стали строить свою карьеру на телевидении. Так вот, Андрей Кнышев искал в свою программу «Веселые ребята» героев. Луковников ему рассказал: в Казани есть один толстый парень, которые поет свои смешные песни. Я тогда работал корреспондентом в «Вечерней Казани». И вдруг звонок, голос Кнышева: «Здравствуйте. Хотите поехать в Габрово?» Я так сразу и ослабел ногами с трубкой. «Хочу», – говорю. А мне в ответ: «Надо немного побороться». Татарский обком комсомола выписал мне командировку на 10 дней в Москву в молодежную редакцию. Так я попал в «Веселые ребята». Я победил в конкурсе, съездил в Габрово. После этого меня вызвал тогдашний главный редактор радио «Молодежный канал» Евгений Широков и пригласил в центральную «молодежку»… Сомнения терзали – вдруг не пойдет ничего? Опять же от папы и мамы уезжать трудно. На переезд я решился через год. Уволился из газеты, распрощался с родственниками. Прибыл в Москву. А буквально накануне в «молодежке» произошло сокращение. Широков меня ошарашивает: «Мы, чтобы людей не увольнять, твою ставку сократили». И я стою перед ним такой растерянный – с чемоданчиком и гитаркой… Назад в Казань хода нету, маме-папе пишу – все нормально, работаю. А сам полгода живу у друга на квартире. Зарабатывал как мог концертами – квартирниками и выступлениями по линии общества «Знание». Только через полгода мне удалось устроиться на радиостанцию «Юность». Помню первый свой приход на работу – надел костюм-тройку, галстук. Стоял, волновался. Была планерка. Выбежала сначала Ада Якушева, а следом за ним Борис Вахнюк. Свои все! Так я с 1983 по 1989 годы прошел славный боевой путь – от радиожурналиста до заместителя главного редактора. И – ушел в никуда с гитарой наперевес.
– Уйти в никуда – это куда, собственно?
– Я стал жить только тем и на то, что писал, пел, выступал. И как-то у меня все время так получалось – тут позвали, там пригласили. Выступаю где-то, ко мне подходят и просят приехать с концертом еще куда-то. Видимо, какой-то ангел-хранитель ведет меня в этой жизни. Должен сказать, что «в никуда» я ушел в очень непростое время. Когда были голодные времена, помню, с концерта привозил канистру подсолнечного масла, рюкзак с макаронами и бидон спирта. Такой вот гонорар. Я приезжал в Москву – был уважаемым человеком в семье, семья харчилась, а тесть ходил, облизываясь. Где я только не выступал! Гастроли по Уралу. Громко звучит? Ну это когда меня на «копейке», которая с толкача заводится, перевозили из города Серов в Туринск или из Верхней Туры в Нижнюю Туру. А там поешь перед условно-досрочно освобожденными, в бытовке шоферов, на ферме. Прошел такой вот курс молодого автора. Правильно говорят – полжизни ты работаешь на имя, а полжизни имя работает на тебя.
– Говоришь, не пробивал ничего? А как же пластинка «Зуб мудрости», выпущенная еще в советские времена? Тоже сама собой получилась?
– Представь себе! Винил вышел в 1989 году, когда на радиостанции «Юность» я дорабатывал последние месяцы. Мне из фирмы «Мелодия» позвонила женщина – нам понравились ваши песни, хотим сделать пластинку. И все! Я туда не лез, взяток не давал. На сегодня я уже издал 13 альбомов. А в репертуаре – более 300 песен.
– Гастроли по стране, для доярок, шоферов и так далее. А приходилось ли тебе до конкурса в Сыктывкаре петь на каких-нибудь специальных встречах для людей с инвалидностью?
– Как-то у меня был концерт в обществе глухих. Сначала мне показалось диковато – как для этих людей петь, они же не слышат? Но стоял сурдопереводчик, который показывал все жестами. И как я понял, кто-то из зрителей хорошо понимал текст по артикуляции губ. Неслышащие очень бурно реагировали на мои песни. Год назад благодаря импресарио Володи Урецкому в Казани выступил на концерте во время декады инвалидов. А знакомство с исполнителями, у которых есть какие-то особенности здоровья, в Сыктывкаре произвело на меня очень сильное впечатление. Когда человек выходит и начинает излучать энергию доброты, ты видишь внутренне здорового человека, на второй план уходит вся его физическая ограниченность. Увидев этих людей, я был в хорошем смысле этого слова, потрясен, так что для меня не пройдет бесследно общение с этими людьми.
– Существует много разных определений песни. А что для тебя – авторская песня?
– Для меня авторская песня – это прежде всего самовыражение. Это я говорю о себе, о том, что меня тревожит, что у меня болит. Художник нарисовал картину, он выплеснул свои эмоции. Он отдал ее людям. Кто-то в ней что-то находит для себя, кто-то нет – тогда идет к другой картине. Так и здесь. Свобода выбора. Если человек услышал меня и сказал – что-то здесь не то. Это не значит, что я плохой. Это значит – я не его автор, а он не мой слушатель.
Как-то я гастролировал по Германии. В городке Саарбрюккен прогуливался по высокому берегу, где Рейн соединяется с Мозелем. Хожу-брожу – пейзаж чуть ли не один в один – слияние Волги с Камой. Вдруг плывет старая облупленная баржа, каких в Казани тоже предостаточно, на борту написано «Фатер Райн». Вспомнилось сразу «Матушка Волга». «Батюшка Гудзон». Все они одинаковые – и эти реки, и эти баржи, и эти матросики. После этого я написал песню «Бакен». На концерте подходит один мужчина, удивляется: думал, что такие песни пишутся только в России. Я ему с гордостью говорю – не только! У людей – общее пространство, и песня может стать подлинной объединяющей силой.
Беседовал Владимир ГАРАНИН
Казань
07 января 2016