ПЕТЬКИН ДОМ

В прошлом номере «Надежды» были опубликованы отрывки из книги Валентины Владимировны Шупилкиной «Возьму твою боль». Потеряв своего ребенка, она помогает другим. Такой это человек, не может пройти мимо тех, кто нуждается в помощи. Вот только, как показывает практика, самая результативная помощь в нашей стране – от человека к человеку. А когда подключается государство, это порой приводит к результатам, от которых становится мучительно больно…

Петька Протасюк, а по-полному Петр Владимирович, имеет 24 года от роду. Он инвалид 3-й группы, как в народе выражаются, «по голове», живёт в деревне Новомихайловское Монастырщинского района Смоленской области. Закончил 6 классов Прудковской спецшколы, что недалеко от города Починок,  да так там почти ничему и не научился. Парень не может ни постирать, ни убрать за собой в комнате, ни, разумеется, приготовить нормальную еду. Читать, кстати, он тоже практически не умеет. Может быть, он и в той школе совсем необучаемый был, а может, по спецпрограмме этому в 7-м или в или в 8-м классе учили, а он до этих классов не добрался. Ну, что теперь гадать? Так получилось, и с этим Петьке надо как-то жить...

Он с радостью вспоминает своё детство.

– Была мамка, сестра Юля, тоже больная, как и я, и батя. Мамке, когда я был ещё небольшой, совсем плохо стало, она теперь  в больнице в Гедеоновке. Я туда тоже на перекомиссию езжу, мне врачи мамку показывают, она знает, что дети у неё есть, но меня не узнаёт. Врачи говорят, что мамку никогда уже оттуда не выпустят. Жалко… И Юльку жалко. Я её давно не видел. Родственники её в Белоруссию забрали и вроде там сдали куда-то, точно не знаю. А мы с папкой хорошо жили, когда вдвоём остались: коров колхозных пасли, рыбу ловили. А несколько лет назад, извините, я точно ничего не помню и в годах не разбираюсь, батя коров пригнал, пришел домой да и помер сразу. Я один остался.  Живу вот в нашем доме, как могу. Тётя Лида ко мне часто приезжает, еду привозит, одежду…

И Петька, засмущавшись, благодарно смотрит в сторону своей спасительницы, кстати сказать, даже никакой не родственницы. А она в руках бережно держит подарки для своего мальчика  – зимние  ботинки 42-го размера и тёплые вязаные носки.

о. Андрей

Именно она, Лидия Леоновна Сафронова, председатель одной из первичек ВОИ, и предложила нам съездить в гости к своему подопечному. А ей в своё время рассказала о Петре ещё одна добрячка – местная жительница Катерина Сырцова.  Привёз нас сюда на своей машине настоятель Свято-Успенского храма отец Андрей, служитель Веры и Добра. Его подарок для замерзающего Петьки – дрова от Смоленской Епархии, доставленные сюда накануне, были наполовину занесены снегом. Часть воза парень успел перенести в дом, чтобы не растащили по ночам ненароком. Каждое полено для инвалида на вес золота. Купить ему и один воз не по карману.

А как же пенсия законная? А никак, можно сказать – половины её нет. Вместо положенных 6 тысяч на руки только 3 получает. Спросите, почему? Отвечаю. Пословица такая на Руси есть: «На дураках воду возят», так вот это про нашего героя. Подбили его цыгане, мол, машину тебе хорошую отдадим недорого, а ты кредит на 80 тысяч возьми в банке. А там взяли... да и дали. А чего ж не дать? Внешне Петька очень даже ничего, особенно если помыть да приодеть. Рот, видать, приказали сопровождающие не открывать. Доход у парня 

стабильный – пенсия, возраст молодой.  А что больной, так на лбу не написано. Всем надо жить – и банку тоже.

Машина цыганская принесла Петьке  несколько дней несказанной радости.  Не имея прав и с трудом представляя,  как переключаются  всякие рычаги и скорости, он рассекал по деревне с рёвом и дымом, распугивая всех прохожих. Родители даже детишек на улицу не выпускали, «вдруг наедет, мало ли что у него в башке»…

Удовольствие с ветерком прокатиться длилось недолго. Техника не выдержала Петькиной напористости, да и изначально, видать, была «развалюхой». А вот ежемесячные выплаты кредита по 3 тысячи так и остались ещё на долгие четыре с лишним  года.

– А где ж твоя машинка? – поинтересовались мы.

– Нету уже.  Я её продал за 10 тысяч.

– А что ж так дёшево?

– Так без мотора отдал.

– А мотор что?

– Да не знаю я, что с ним...

Чувствовалось, что парнишке этот разговор приносит боль, и я сменила тему.

 – Петя! А я слышала,  что ты иногда в местном кооперативе подрабатываешь? (А СПК «Новомихайловский» – надёжное, стабильное, одно из лучших в области).

– Иногда ухаживаю за коровами  или, что попросят, делаю. Пасти мне не доверяют, боятся, что коров не сосчитаю…

 – Зарплату платят?

 – Платят… Да только сначала получу, а потом с пенсии высчитывают… Невыгодно! А почему, я не понимаю.

Петька показал на нераспечатанный конверт:

– Я не прочитаю, вот лежит несколько дней, помогите. Кто там мне, что прислал, не знаю. Может новости про мамку какие или про Юльку?

А  письмо оказалось из  Пенсионного фонда, где просили срочно погасить переплату пенсии, а иначе суд . Старая российская история. На работу устроился, а пенсионный фонд не известил и продолжал получать социальную выплату, которая ему не положена. Пенсионный фонд сделал перерасчет. Работы давно нет, зарплаты тоже, а ему теперь с оставшихся жалких трех тысяч надо платить еще один долг. А самому замерзать и умирать с голоду в своей хибаре… И все ведь по закону!

К счастью, пенсионный долг  взял на себя отец Андрей: сказал, что и заплатит  нужную сумму, и предупредит кого надо, чтобы больше такое не повторилось.

Так что и с работой Петьке, как и с машиной, тоже не повезло.

Я представила на миг такую картину. Мне предлагают здесь пожить пару дней, да что там пару – ночь переночевать! И ещё я представила, что мы уедем, а Петька останется здесь.  И что неделю назад были 25-градусные морозы, а печка дымит и совсем не держит тепло, окна сгнили и забиты плёнкой, пол провалился, и предприимчивый  Петька-хозяин снял двери шкафа (всё равно в него вешать нечего – всё при себе) и закрыл дыру, чтоб в подпол не угодить. У меня от боли сжалось сердце.  А ведь ему тоже 24, как и моему сыну было бы, будь он жив. Чем помочь? Что можно сделать для этого парня?  Эти вопросы и меня, и тех кто сегодня побывал у него в гостях, я знаю, будут теперь мучить, пока мы их не решим и не найдём на них ответа. Так хочется, чтобы решать их пришлось не только нам, но и, в первую очередь, тем, кому это положено по долгу службы и кто за это получает зарплату.

Дело было к обеду. Я поинтересовалась:

– Петь, а ты хоть что-нибудь сегодня ел?

– Так ещё ж рано. Я есть не хочу, а курить хочется.  Я не пью, курю только… 

– Так закури!

– Денег нет, – с сожалением вдохнул Пётр.

– На тебе, Петька, 100 рублей, – сжалилась я.

– На 3 пачки хватит, и ещё 5 рублей останется, они у нас по 35 продаются! –  обрадовался  парень.

Не знаю, как считал Петя, умножал ли, складывал, но всё же на 5 рублей ошибся. 

– Да вы не переживайте за меня! Я без еды привычный, к  обеду супу сварю.

Я не стала уточнять из чего. Знаю, что сегодня он его хоть как-то, но сварит, потому что мы прихватили и картошки, и масла растительного.

А что будет завтра?  И послезавтра?..

                                                                      А назавтра было вот что…

Понятно, что Петю надо спасать. Вернувшись в свой райцентр Монастырщина, Валентина Владимировна начала действовать. Районный  сектор социальной защиты населения отчитался, что совсем недавно выделил Пете две тысячи рублей. А глава района А. В. Голуб собрал совещание. Присутствовавшие чиновники решили – инвалид не способен жить самостоятельно, представляет угрозу для окружающих. Выходом может быть  лишение его дееспособности и переезд в интернат. Там ему будет тепло, светло и сытно.

Валентина Владимировна и отец Андрей очень растроились. У них были совсем другие планы: устроить парня в общежитие в райцентре, подучить, подыскать посильную работу. А там, глядишь, и наладилась бы жизнь…

Да, с голоду он в интернате, конечно, не помрет. И покормят его там, и помоют, и подштанники выдадут. Только надо понимать одно: обратной дороги в собственный дом у Петьки уже не будет никогда.

Всю свою жизнь, короткую ли, длинную ли, он проведет в палате. Там, где главврач, сестры, нянечки, охрана, истории болезни, халаты, утки, тряпки, манка с селедкой и компот. И все это за высоким забором, чтобы не привлекать внимания. А чего глаза не видят, того сердцу не жаль…

Конечно, неуклонная гуманизация социальной сферы не обошла и психоневрологические интернаты: в отдельных заведениях введены должности врачей-реабилитологов и даже психотерапевтов, некоторые руководители «выбивают» у государства и благодетелей медико-реабилитационное оборудование, проводят своим подопечным интернет, поощряют занятия спортом и творчеством, пытаются хоть как-то разнообразить их будни. Но таких, увы, единицы, да и то, в основном,  в крупных городах. В целом же система предоставления медико-социальной помощи для лиц с психическими расстройствами изменилась с советских времен очень мало. Большинство приютов так и остаются в отдаленных поселках и, кроме крыши над головой и минимального рациона, ничего предложить не могут. Со многими селами, где расположены интернаты, нет даже автобусного или железнодорожного сообщения, поэтому родственникам сложно посещать своих близких, а общественным активистам и волонтерам (которых и так немного) делать свое доброе дело.

И если заключенные в тюрьмах еще могут пожаловаться на условия содержания адвокатам, правозащитникам и, в конце концов, написать в Европейский суд  по правам человека, то обитатели психоневрологических интернатов такой возможности лишены. Почти все они признаны недееспособными. И сколько бы люди ни жаловались, их слова всегда могут быть расценены как бред сумасшедшего.

Между тем, в цивилизованных странах ищут и находят пути решения подобных проблем. Еще в 1940 году в Шотландии в поместье Кэмпхилл бежавший от фашистов австрийский врач Карл Кениг основал первое лечебно-педагогическое поселение, идеей которого стало совместное проживание людей с различными умственными и физическими возможностями. В последующие годы стараниями Кенига и его учеников такие социальные деревни появились в разных странах мира и доказали свою состоятельность. В основном, это фермерские хозяйства, но есть и другие формы обустройства, например проживание в социальных общежитиях квартирного типа и работа в мастерских. Главное, что у каждого из опекаемых есть работа, которую они делают каждый день. Человек ведь должен иметь возможность служить другому. Несколько таких деревень (их можно пересчитать по пальцам) появились и в России. Есть в Волховском районе Ленинградской области социальная деревня Светлана, есть в Иркутской области, в Бурятии…

Конечно, государству хлопотно возиться с каждым конкретным человеком. Так давайте позволим делать это тем, кто склонен к такой работе, для кого она не обуза, а призвание. Поверьте, от этого станет легче всем, а главное – такому вот Пете…

Давайте будем гуманнее.

P.S.

Номер уже отправлялся в печать, когда из Монастырщины  пришли обнадеживающие вести. Глава района А.В. Голуб, которого судьба парня задела за живое, также счел, что перевод в интернат– это насилие над личностью. Теперь в районе у каждого сироты есть свой шеф – местный депутат. Все вместе они и будут решать дальнейшую  судьбу  Петра.